Сахалинские зарисовки

Автор: Николай Комлев

Люди живут стереотипами. Сахалин — значит, икра и медведи. Узнав, что мы вернулись с Сахалина, часто спрашивали, ну как там — видели медведей? А ружье у вас было? А охотников с собой брали?

Да, видели. Нет, не брали. Побаивались, пока не увидели в первый же день. Увидев, какого они размерища на вольных-то хлебах, забоялись поначалу еще больше. Минут двадцать боялись, а потом свыклись, прижились, вписались. Страх полностью ушел. Ну не боимся же мы автомобилей на улицах города, хотя они сбивают людей чаще, чем медведи.

Я отчетливо понимал, что мы пришли к ним в дом. И старался вести себя уважительно к хозяевам. Что значит уважительно? Ну, как если бы зашел в храм чужой религии или на рынок в городе иной культуры. Или даже к жене на кухню, когда она там увлеченно готовит какие-нибудь зразы. Если я заходил туда неслышно со спины, Инна вздрагивала и ругалась. Так же и в сопках. В траве выше человеческого роста или вровень с ним, ничего не видно уже в пяти шагах. А поскольку мы шли преимущественно звериной тропой, то напугать мишку со спины или столкнуться с ним лоб в лоб было легче легкого. Что сделает с испугу человек? Предсказать трудно. Смотря, какой человек. Жена может и рукоприкладство учинить. Мишка же, говорят, со страху опорожняет прямую кишку. Но если это медведица с детьми, то может поступить ровно как супруга. Только у нее затрещина посильнее будет. Чтобы этого не произошло, мы осознанно давали о себе знать всей округе. Заранее, регулярно и всем коллективом. Чтобы слышали издалека и понимали, что нас целая стая. Что мы шумные, но не агрессивные и не пугливые, что лучше просто мирно разойтись.

Много ли их там было? Кто ж их сосчитает. Вы когда-нибудь заходили на скотный двор, когда стадо выгнали на выпас? Коров нет, но чувствуешь, что их здесь живет много. Что пол выщерблен их копытами, деревянные детали стойла отшлифованы их шеями, когда они чесались и терлись. Так и в лесу о множестве мишек говорили тропы, деревья, спуски к воде. Кроме них, никаких иных зверей мы там, в общем-то, и не видели. Лисы попадались уже ближе к жилью. Это мишки в диком лесу натоптали тропинки своими босыми лапами. Они пометили деревья своими когтями-кинжалами. В этом смысле у них что-то общее с кошками, которые особенно по молодости очень любят, встав на задние лапы, передними что-то подрать — обои, обивку дивана, пальто. За неимением обоев, лесные зверюги дерут кору деревьев на высоте человеческого роста. Потом, когда деревья вырастают, следы когтей разрастаются тоже. Чем не следы динозавра?

В Москве я читал, что туристы нередко идут звериной тропой. Но надеялся, что будем делать это пореже. Куда там. В зарослях любая живность выбирает оптимальный путь. И любая, кстати, хочет есть. Я заметил, что и нам, и медведям нравится моховка - родственник красной смородины. Ягоды красные, растут также гроздьями, только сплошь мохнатые. И вкус тоньше, интереснее. Не такая кислая, с приятным послевкусием. Слов не хватает, чтобы описать вкус. Кстати, чаще всего она росла, как грибы опята - на остатках старых деревьев. От основной медвежей тропы к таким кустам тянулись ответвления.

Сначала я, как обычно относился с недоверием к незнакомым ягодам. Потом распробовал и уже стал поглядывать по сторонам в поисках моховки. А вскоре понял, что мы с косолапыми попросту конкурируем за эти ягоды. Если мишка успевал первым, то куст был сильно ободран. Видимо зверюшки стягивают ягоды с куста пастью вместе с частью листьев. Если первыми успевали мы, то листья оставались целыми, а вот ягоды мы собирали лучше мишек.

Поскольку я шел в голове отряда, мне было легче всего читать отпечатки на тропе. Когда свежие следы мишек совпадали с направлением нашего движения, я начинал думать, что мы гоним зверя вперед. И если он захочет отдохнуть или повернуть, то встречи не избежать. Когда новенькие отпечатки шли нам навстречу, я понимал, что совсем недавно мы с ним едва разминулись.

Привалы я старался устраивать на открытой местности. Точнее на условно открытой — там же кругом растительность. Светлые участки попадались только на речном плесе или острове. Я понимал, что мы на виду. Но всем было видно, что нас много, что мы шумные, часто палим костер.

Кстати о шуме. Это не так просто быть шумными, особенно рядом с горной рекой. За несколько месяцев до похода я присматривал колокольчики. Оказалось, найти хорошие не так легко. Легкие колокольчики звучат тихо. Солидные литые валдайские - поют громко, красиво, но они тяжелые. Бубенцы и монисты нужно все время встряхивать. Сами по себе они не звучат. Надя несла целую связку чего-то монистообразного, взятого от индийского костюма для танцев. Колокольчики можно привесить к рюкзаку. Человек ведь идет враскачку, и колокольчик должен сам по себе звенеть. Но есть нюансы. Прижатый он почти не звенит. Висячий отрывается кустами. Девушкам я рекомендовал носить по два — один на рюкзаке, другой на шее. На выпис-то они идут без рюкзака и забиваются в кусты дальше мужиков.

А еще я рекомендовал всем взять свистки и дуделки. Но чаще всего свистел я сам и иногда Василий. С дуделками в чаще трудно. Их нечем держать. Руки заняты палкой или раздвигаемыми кустами. Свисток же можно зажать зубами. Поэтому удобнее, если он не металлический, а пластмассовый. К середине похода я прогрыз на своем свистке первую дыру.

Сначала мне было как-то странно производить в лесу столько шума. В местах, где медведей нет, я привык ходить тихо, переступая ветки, мягко ставя ногу. Словом я привык ходить скрытно, как охотник. Так в лесу видишь много больше. Куропатки, тетерева, утки, еврашки, зайцы — словом богатый мир местной фауны. Гремя колокольчиками, бубенцами, разрывая перепонки трелями свистка, и резкими криками, мы не только предупреждали медведей, казалось мы вообще не оставляли в радиусе 50 метров ни одной живой души. Этакое самодвижущееся звуковое оружие тотального поражения.

Ан нет. Даже в этом мы были слишком большого о себе мнения. Как-то срезав речной изгиб, мы снова вышли к берегу и чуть замешкались, оценивая, куда идти дальше. Мне показалось странным, что кусты на другом берегу, чуть колышатся, не совпадая в ритме с ветром. Я риторически вопросил — не медведь ли там? Кусты еще покачались и вскоре мы увидели медвежат и их здоровенную маму. Семейство двигалось, прицеливаясь не просто на наш берег, а именно на нас. Любопытство и страх смешались в наших чувствах. Дима разглядывал мишек в видоискатель фотоаппарата, но почему-то не фотографировал. Я перебирал варианты действий. Почему мать нас не чувствала — не знаю, видимо ветер был с их стороны. Я призвал всех активно позвучать. Мы свистели, звенели, грохотали. Но тщетно. Аборигены нас не слышали за шумом реки. И не видели в силу слабого зрения. Фальшфейер был у меня под рукой, но жечь его я пока воздерживался. Оставаться на месте не хотелось. Звери направлялись прямо на нас. Убегать было бы тоже не правильно — зачем провоцировать дурацкие инстинкты. Я предложил организованно отступать - спокойно отходить в сторону, не переставая шуметь. Как мне показалось, медведица среагировала не на звон, а на хруст ветки у кого-то под ногой. Чуть потянув носом в нашу сторону, она резко развернулась и пошла назад к их берегу, вскоре скрывшись в кустах. Дети без всякой команды повторили ее маневр.

В летних походах ночные дежурства — нонсенс. В зимних - дежурные нужны чтобы топить печку. Летом такой необходимости нет, и светлыми короткими ночами все торопятся выспаться. Но ночуя здесь, в царстве мишек, я предложил наладить ночные дежурства. Медведи существа любопытные, особенно молодежь. Их привлекают запахи, необычные предметы. Я предположил, что без дежурства часть из нас все равно не будет нормально спать. Станут прислушиваться, замирать, мучаться сомнениями — чей это шорох, кто там ходит. Поэтому в глубине острова (это значит вдали от людей) мы дежурили каждую или почти каждую ночь. По очереди — по часу или около того.

Мне такие дежурства никогда не были в тягость. Ночью ярче светят звезды, лучше думается. Да и время проходит не заметно. Не знаю, что делают другие, а я в основном заготавливаю дрова. Таскаю сухие сучья или стволы, пилю, ломаю, обустраиваю сиденья вокруг костра. Иногда делаю элементы восточной гимнастики. В первую ночь помнится, кто-то еще бурчал на мое ночное пиленье. Но я быстро убедил, что звук пилы куда лучше успокаивает, чем крадущиеся звуки неизвестно чьих шагов. К тому же яркий костер, треск дров, суета вокруг лагеря убедительно демонстрируют всей округе, что здесь не спят и лучше сюда не соваться.

Кстати, эти дежурства позволили нам избежать не только визитов косолапых хозяев, но и мелких пакостей лесных воришек — лис, мышей и прочих грызунов. В этом походе как никогда тщательно мы споласкивали после ужина котлы и миски, чтобы не оставлять привлекательных запахов. И все же я уверен, что если бы не дежурства мелкие существа непременно проверили и наши миски и рюкзаки.

Городские дороги отучают думать. Их прокладывают по генплану, начертанному в тиши кабинетов. Тропки интереснее тем, что рождаются естественным образом. Иногда оттого, что именно так прошла первая группа, протоптавшая кривоватый, но проверенный путь. И тропить новый — лишний труд. Но чаще в тропках есть логика. Живые существа методом проб и ошибок, с учетом собственного опыта постепенно набивают оптимальный путь. Если кажется, что удобнее вон за тем деревом подойти к реке, а тропа почему-то идет в гору, то всегда права тропа. И решив, что ты умнее тех, кто был здесь раньше, ты, обходя дерево, обнаруживаешь обрыв над рекой. А тропа после виража вверх спокойно и полого спускается к воде. Естественно я выбирал самую набитую медвежью тропинку, но заглядывал и на ответвления, размышляя, зачем они были сделаны.

Какие-то - вели к кустикам моховки. Какие-то - в места их отдыха. Двухметровые травы в таких местах были смяты. Чувствуется, что они не просто лежали, а с удовольствие валялись, перекатывались, игрались. Если на подъеме встречалось бревно, то на нем можно было заметить следы когтей (хватались на подъеме). А на глинистых спусках (хотя глина там встречалась редко) виднелись отпечатки скользящих пяток или точнее подушечек. Упавшее дерево они также как люди иногда обходят, иногда перешагивают. Только лап у них больше и они чаще наступают на ствол. При этом наклонившееся дерево четко показывает, что это их медвежья тропа. Люди не любят низко нагибаться. Поэтому в таком месте человеческая тропа сделала бы зигзаг. Рост идущего на 4-х лапах зверя все же ниже нашего. И они под такими наклонными деревьями тропы не меняют.

В болотистых местах встречались разрытые и выгрызенные корни болотных цветов мясистого вида. Мишки точно знали, какие корешки им нужны и не рыли все подряд, как те же кабаны. Позже, на немногочисленных лугах мы встречали совсем другие полевые цветы, у которых аккуратно и точно был выгрызен корень. Говорят, у косолапых сложный сбалансированный рацион питания. Им за лето нужно набрать много витаминов и минералов про запас. Поэтому они от природы опытные ботаники.

В своих суждениях об этих зверях мы часто ошибались. Например, я понимал, что концентрация зверей не равномерная. Но где они скапливаются, а куда почти не суются — я предугадать не смог. Понятно, что когда рыба идет на нерест, то должны быть возле рыбы. А когда не идет? Или там, где рыба только местная и из моря почти не доходит? В общем, мне казалось, что мишек не должно быть на вершинах сопок в кедровом стланике (дебри непроходимые — зачем бы мишка стал мучиться?) и в низинах у моря, в районе поселков. Оказалось не так. У поселка Фирсово их как раз было много. Во-первых — там устье реки, где поджидали рыбу не только люди, но и звери. Во-вторых, помойки, сараи, грядки — интересные для медведей. А про стланик я прочел уже потом, что он является для медведей круглогодичной кормовой базой, особенно когда нерест рыбы был слабым.

Меня потом не раз спрашивали — вы же знали, что будут медведи. Почему же не брали с собой ружья? Потому, что шли не на охоту. Оружие предполагает нацеленность на убийство. Если нет такой решимости, оружие не поможет, а может и навредить. Если медведя не уложить первыми выстрелами, а лишь ранить, итог может быть печален. Охотник готов стрелять именно потому, что он идет за этим. Мы же шли за другим. И если бы уповая на ружье, встретились с ним лоб с лоб в густой траве, чтобы бы стали делать? Сказать — подожди, сейчас ружье достану? Или идти все время с ним наперевес? Не знаю. Я выбрал свой путь.

Путь охотника точно иной. Один местный охотник рассказывал мне, как охотился на медведей. Но всего два раза. «Зачем на них охотиться? Мясо не вкусное. Воняет травой и рыбой». Со шкурой возни много, а использовать вроде негде. Сказал, что чаще всего мишек ловят на петлю, сделанную из стального троса. Ловушка, приманка и через день ходят смотреть не попался ли. Если попался — добивают. Но иногда забывают прийти во время. Приходят через неделю уже к трупу. Но есть на острове два парня, которые используют свой уникальный способ охоты. Скорее всего, это байка. Но оригинально. Они ходят на охоту без ружья, взяв лишь специальный шар и ножи. Шар деревянный. Похож на морскую мину. Только вместо рожков он утыкан железными кованными штырями с жалом на конце (как на рыболовном крючке). Увидев мишку, они его дразнят. Потом бросают какую-нибудь тряпку. Он ее яростно треплет и бежит на них. Бросают ему шар. Косолапый хватает и пытается трепать. Лапы сжимают шар и штыри входят в плоть. А обратно никак — жала застревают в мышцах. Тогда зверь ложится на спину, чтобы помочь себе задними лапами. Задние тоже прокалывает, и они застревают на шипах. Тогда к нему подходят эти парни и добивают ножами. … Не наш это путь.

Я не берусь утверждать, что медведи вовсе безобидны. Примерно в тоже время, что мы там были, только чуть южнее в районе городка Макарова один слесарь пошел с семьей в лес. История темная, что там именно стряслось. Но факт, что косолапый снес ему скальп, и человек лишился жизни. В местной милиции были фотографии. Страшилок ходит много. Но не зря ж народ придумал: «волков бояться — в лес не ходить».

В предыдущих походах на Северах нам встречались рога и черепа оленей. Влад, как стоматолог как-то взял с собой огромный олений зуб. А тут, на Сахалине мы наткнулись на череп медведя. Кстати, не очень большой, наверное — это был подросток. Я сфотографировал его и хотел было пройти мимо. Но пытливые коллеги решили взять по зубу на память. Мне тоже хотелось, но какое-то суеверное чувство останавливало. Поборовшись немного сам с собой, я проиграл чувству алчности. Вспомнил, что мой стоматолог как-то заметила - если встретится такой зуб, то она будет ему рада. И мы начали выковыривать. Клык вышел легко. Второй клык отсутствовал. А вот другие зубы сидели очень прочно. Мы изрядно попыхтели. Но чувство того, что мы делаем что-то неправильное, меня так и не покинуло.




Страничка еще не дописана ...

Написать письмо автору

Выйти на главную страницу

Copyright © "СтранникК" (экс "Василич и К")
Вы можете использовать любые материалы сайта www.StrannikK.ru
Но, пожалуйста, со ссылкой на авторов